Жизнь на паузе

Хотелось кофе. Это, пожалуй, единственный источник дофамина доступный в этом измученном городе. Выйдя  из помещения, я привычно запрокинул голову вверх. В шее хрустнуло, в ушах запищало, а в глазах потемнело. Так грядущая старость наводила зум. В свинцовом утреннем небе, уродливым назойливым  насекомым застыл «Mavic».  Вдалеке, послышалась стрелкотня. Короткие очереди меняли тональностью выстрелы одиночные, пытаясь дотянуться до жужжащих кибермоскитов. Утро как утро.

При входе в заведение, где вкус кофе не меняется десятилетиями, висело объявление, в котором заботливо сквернословя, администрация предупреждала посетителей о рисках пребывания на улице.

 Я шагнул внутрь, поприветствовал бессменного бармена. В свитере под горло и теплом дублёном жилете, с широким клином густой бороды, он более напоминал бармена из вселенной «Сталкер».

А ведь до войны он натирал собственные уши высоким накрахмаленным воротом огненно-белой сорочки, а блеском выбритого подбородка отражал солнечные лучи, ослепляя заспанные глаза утренних посетителей.

• Кофе? - спросил он пожимая мою руку.

Мне оставалось лишь кивнуть в ответ.

Я припозднился, поэтому народу было немного, буквально пара-тройка завсегдатаев, которые обсуждали последние разрушения в городе. Делали они это апатично и бесстрастно,  точно читали друг другу суточную сводку происшествий. В центре зала тотемно воцарилась ёлка. Наряжать её, взобравшись на небольшую лесенку,  взялась молоденькая поваресса (это слово я подсмотрел в онлайн-феминизаторе. Есть теперь и такое) в стильном поварском кителе. Стол возле толстой кирпичной стены был свободен. Почти все стёкла, выбитые в результате предыдущих прилётов, были заменены фанерой, так что в зале установилась хмурая мгла, будто владельцем заведения был сам Дракула. Добраться к месту можно было только по тусклому мерцанию абажура. Винтажный интерьер обильно сдобренный  тёмным деревом, картинами писаными маслом и тёмными бордовыми ламбрикенами -  только усиливал трансильванскую инсталляцию.

Подоспел официант, которого я также приветствовал по приятельски. Его лакированные туфли своим блеском жгли полумрак, а стрелки брюк классического кроя были скорее заточены чем наглажены. Весь его look  диссонировал с дымящейся действительностью за окном. Он напоминал британского джентельмена, заброшенного на необитаемый остров, но не смотря на все злоключения, не смеющего потерять сословное самообладание. Протяжный аромат арабики смешался с полумраком. В этот момент донёсся  очень далекий приглушенный звук.

-Выход - послышался чей-то голос. В моменте весь персонал и посетители, в причудливых полулежащих позах замерли вдоль стен. «Море волнуется раз…» - вспомнилась мне считалочка из детства.  Секунды через три-четыре раздался раскатистый треск прилёта.

-Близко, бля…. - раздосадовано оповестил всё тот же голос.

Буквально в сотне метров поднимался графитовый столб дыма.

Все вернулись к столам, а выждав минуту и к своей обывательской болтовне.

Едва взявшись за чашку - всё повторилось.

-Ещё - продолжал тот же голос, но уже увереннее, как бы на правах ведущего. Люди вновь стали на паузу.

-Идёёёт - протяжно прокомментировал в текущем режиме ведущий характерный свист приближающегося боеприпаса. Приход раздался уже в непосредственной близости.

В минуту адреналин сделал кофе не актуальным.

Высчитав, что интервал между выходами где-то полторы минуты, я решился на рывок. Однако всё тот же хлопок с того берега вернул меня внутрь. Снаряд упал через дорогу. Поднятый взрывом грунт забарабанил по оставшимся стеклам кафе, террасной перголе и крышам машин.

- Та йоб твою мать, ну не дадуть ялинку нарядить - с характерным левобережным наречием и отчаянием невыполненной миссии произнесла девушка, которая все это время не покидала свой пост на стремянке. Зал зашелся хохотом. Досмеивался я уже в машине. Но это был смех Джокера. После такого кофе-брейка, моя старая стопятка сделалась похожей на пещеру древнего человека, присыпанную землёй и ветками. Я сел в салон: огромная баранка, вкоряченный в пол изогнутый рычаг МКПП и электронные часы с мигающим двоеточием - ну чистый палеолит. Температура внутри соответствовала наружной из-за осколочных отверстий и частичного отсутствия стекол. Это приветы от предыдущих контузий.

Крохотным, будто игрушечным ключом я оживил огромный крузак. Неуклюжей поступью бронтозавра он удалял  меня от эпицентра событий.

Непосредственная близость фронта, опустошающее ремесло, едкий быт и перманентная тревожность - оставляли все меньше жизненного пространства. Я чувствовал как реальность, будто сдвигает стены и решил их подпереть, бросив аварийный костыль в виде десятидневного отпуска.

Поддержала меня в этом решении и дочь:

-Чел, ты на кринжовом вайбе, тебе давно пора расчилиться - резюмировала она на малоизвестном мне диалекте.

Мы запаслись подарками, наскоро сложили сумки и воскресным утром разбудили нашу немецкую чернильницу, которая уже как пару месяцев пылилась в подземном паркинге соседнего Николаева.

Неделей ранее я предусмотрительно сменил по сезону комплект колес. После летних лавашей, на зимних лепешках машина шла ощутимо мягче, но о бритвенной управляемости не могло быть и речи.

Путь наш лежал через гололед и туман,  в глушь центральной Украины.

Туда, к новому году, мы с сестрой свозили детей, бесчеловечно  вырывая дедушку с бабушкой из привычного, неторопливого уклада сельской жизни. На их месте, для таких случаев, я бы обзавелся парочкой ротвейлеров, которые патрулировали без привязи периметр, защищая двор от несанкционированного вторжения детей, внуков, друзей, соседей и прочих проблемных субъектов. Но вместо ротвейлеров нас встречал непомерно добрый Джек Рассел, весело поссыкивавший змейкой от передозировки внимания.

Долгие ужины, родные лица, просмотр архивных фото, милый семейный хэйтинг, буллинг, газлайтинг, абьюзинг и бодишнйминг доводили до слёз (от смеха разумеется) каждого.

Через пару дней мы двинули на запад.

Преодолевать семь сотен километров в один край на машине - мне как-то внутренне не откликалось. Во первых это мероприятие тянуло месячный бюджет какой-нибудь непризнанной республики, минимум две сотни североамериканских пиастров.  Кроме того, больше года, я словно конь, не зная сна и отдыха, намахивал те же две сотни, но уже километров в день за рулём. Хотелось побыть пассажиром, покрутить головой, посмотреть пейзажи, пусть даже через немытое окно поезда.

По доброй традиции Укразалізниці, вместо сверкающей стрелы скоростного экспресса, перед нами, мрачным механизированным пресмыкающимся, чёрным от копоти и сажи,вытянулся «железнодорожный состав». Судя по его виду - он направлялся прямо в ад  (ну или только оттуда прибыл) и лишь таблички  на замутненных окнах оповещали путешественника о пункте назначения «Ужгород».  Машинист дал гудок и люди стали скатываться к вагонам будто брызги ртути к продолговатой материнской капле. Делали они это нехотя, словно у них не было выбора.

С годами «УЗ» ввела в обиход слова, каждое из которых, по отдельности вызывает лёгкое раздражение. Но стоит соединить их в одну лингвистическую конструкцию и  кататонический ступор обеспечен даже самому резилиентно-прокачанному туристу. Верхнее, боковое - был обозначен приговор в проездном документе. Ветхий интерьер, едкий желтый свет, торчащие со всех сторон конечности и приглушенные разговоры их обладателей создавали незабываемый ВАГОНальный амбиент.

Мы разместились за раскладной конструкцией стола бокового места. Оно принадлежало другому пассажиру. Однако проехав пару станций, на место никто не претендовал. Поэтому дочь разместилась внизу, а я с грацией престарелого гепарда забрался на верхнюю полку и собрался было почитать, но внезапно потухло освещение, а вместе с ним и люди. И только я один, под ритмичную колесную бачату водил фонарем по строкам….

Утром, мягкой поступью ниндзя с лишним весом, я скользнул с верхней полки и разбудил свою спутницу. Объемная проводница, передвигающаяся по вагону крабовым ходом, подала нам кофе. Разумеется отвратительный, зато в подстаканнике, что делало атмосферу

более….. ПОЕЗДатой чтоли. За окном потянулись горы и небольшие лыжные курорты.

Примерно в полдень мы наконец-то обрели под ногами сушу. Ужгород встречал равнодушием. В переходе кишело людьми в пикселе. Все упитанные и одинаково крупные, как вязка сарделек. Их задачей было облачить в такой же пиксель всё живое вокруг.

Один из них провел меня медленным поворотом огромной красной головы, но по какой-то причине не окликнул. Выйдя из перехода, перед нами развернулась какая-то цыганская драма. Один из ромов лежал на парапете, скрестив руки на груди, как опрокинутая статуэтка Оскара.

Несколько других представителей того же этноса, с шумом и пафосом выясняли причины такого поведения соплеменника. Их жесты были настолько экспрессивны, что едва не переходили в танец. Мне даже показалось, что это выступление какого-то бродячего вертепа. И только по безудержному мату, разбавляющему  незнакомую речь, было понятно что эти актеры играют саму жизнь. И да, в  пиксель их не облачить.

Нас встречал мой друг. Долго размышлял над тем, как в рамках усеченного формата эссе, дать ему наиболее ёмкую характеристику. Ответ я нашел у величайшего психолога современности Абрахама Маслоу. Будучи родоначальником гуманистического направления науки, он предлагал изучать человека не с позиции расстройств его душевного аппарата, а личность максимально приближенную к здоровой и целостной.

Маслоу пытался описать такого представителя популяции, по которому б

существо с Марса, могло бы сделать вывод о человечестве в целом. И если подобную презентацию доверили мне, мой выбор пал бы на человека, который ожидал нас на вокзале Ужгорода.

Впрочем, ключевой персонаж даже не он, а его  пятилетний сын.  Маленький приматик, повис на одной руке, обвив мою шею. Другой рукой с ловкостью шимпанзе, он  шматовал пакет с подарками одновременно наблюдая хищными глазками, не припрятал ли кто ещё от него новогодних бонусов.
-Жизнеспособное потомство - отметил я.

-Не то слово - поддержал меня друг.

После обеда, по инициативе мелкого, я занялся тем, что близко каждому  мужчине за сорок. Мы гоняли на треке «хот вилс», играли в аэрохоккей и смотрели приключения черепах-ниндзя.

В город мы выбрались лишь на следующий день. Местность мне показалась странной. Никто не носит «пикселелей» и «мультикампов». Вообще за модой не следят чтоли? Коммунальщики метут город без бронежилетов и касок. На остановках нет противоосколочных габионов и бетонных конструкций укрытий. Люди, страдая и мучаясь, ходят ровно, медленно и по середине тротуара, вместо того чтобы пригнувшись, перебежками комфортно перемещаться вдоль стен.

А ещё я не увидел пикапа. Ни одного. Пусть даже без турели на кузове. Вместо них, по улицам курсировали  Bentley Bentayga, Rolls-Royce Phantom

и Maybach последней инкарнации. Наполированные будто лампы Алладина, они кичливо пестрели на фоне убогой серости от Range Rover и Porsche модельного ряда уходящего года. «Большая» немецкая тройка, большой больше не казалась, даже несмотря на всю аббревиатурную сыпь: M, AMG, RS.  VW, Scoda и прочие Volvo- на этом фоне выглядели как не запряженный гужевой транспорт.  Корейцы вместе с китайцамм - имели вовсе какой-то мультипликационный вид. И только «блаженных» на японских автомобилях уже не спасти. Они будто «идущие к реке». Им этот мир абсолютно понятен.  Выровняются  кардиограммы целых поколений водителей, а проклятое двоеточие на бортовых часах будет продолжать ритмично помигивать.

Всё-таки мне подвернулся экземпляр, возле которого я остановился. Дорестовая 39-ка в аутентичном сохране.

Из этих размышлений меня вырвал малец. Точнее его отсутствие. По зову сердца он отправился знакомится с девушками. Я отыскал его глазами, но прерывать процесс не стал. Вернулся он не веселым.

-Хорошие девчонки? - спросил я вкрадчиво.

-Они старые, им уже по двенадцать! - разочаровано заключил малыш.

-Да уж, для женщины это критичный возраст - компетентно заключил я, едва не прыснув от смеха.

-Пошли поедим - сказал мелкий, явно не удовлетворенный результатами охоты.

-Идём, брат. Еде все возрасты покорны.

Позже я нашел дочь, которая с каким-то нездоровым энтузиазмом принялась обновлять гардероб. Она выбегала из примерочных, крутилась возле зеркала и говорила со мной всё на том же языке: «Как тебе, по-моему имба, бро, ты согл»? Я был согл на всё. Только на кассе я узнавал по чем в стране ИМБА.

Время пролетело быстро. Прожитые в Ужгороде дни, я считал по одноименным тортам. В день я убирал по одной «шайбе», практически единолично.

Это был десертный инсайт. Поскольку  количество тортов непосредственно кореллировало с приобретенными килограммами, то на обратном пути, помимо ручной клади, я гордо нёс впереди себя приличный air bag. На поезд в обратном направлении мы решили сесть в Мукачево. Тёмная лента трассы, будто начертанная грифелем уходила в невероятный горный пейзаж.

Диктор радиостанции соседней Словакии живенько набрасывал какой-то текст, некоторые слова из которого можно было идентифицировать. В целом складывалось впечатление, что он мог бы заговорить внятно, но зачем-то продолжает издевается.

-Почему зарубежное радио? - спросил я.

-Чтобы не понимать о чём речь - заключил мой друг, понизив передачу, в муках пытаясь завершить обгон на литровой фабии, с полным комплектом пассажиров.

Мне порой кажется, что у марсиан он  вполне мог бы прослыть за своего.

Время позволяло нам совершить короткую прогулку по центральной улице, не спеша поужинать в известном этническом ресторане и заблаговременно прибыть на вокзал.

Чёрно-серый поезд, как в короткометражке братьев Люмьер подали к перрону. О том что это не товарняк, а пассажирский состав можно было понять по широкотелым проводницам грузно спешившимися на бетонную платформу. На всякий случай эту информацию продублировала и диктор (или дикторица). Тепло попрощавшись мы проследовали в вагон. С видом контролера следственного изолятора проводница задраила за нами шлюз.

На следующий день мы добрались до машины, но ехать домой дочь наотрез отказалась и растопив отцовское сердце выторговала себе ещё неделю сельского курорта. Назад я ехал в компании тяжелейшей хандры, которую не смог победить даже сочный стейк в живописном каньоне.

О прибытии в город меня оповестил вечерний прилёт баллистики. Где-то вдали вверх потянулся огромный серый шампиньон из дыма и пыли.

С Новым годом. 

У меня всё.