Volkswagen Passat B6 БЕЗЛИКИЙ

Удаляясь, я наблюдал за ней в зеркало заднего вида огромного японского внедорожника, которое после маленькой пудреницы 39-ки, воспринималось как 43-х дюймовая плазменная панель и в ней разворачивалась целая драма. Сюжет запечатлел старую БМВ, в белой дорожной слизи, будто лицо Джека Воробья после встречи с Кракеном. Возле неё, в неком недоумении и восковой неподвижности застыла фигура нового владельца. Картинка в зеркальной панораме сужалась до тех пор, пока её не поглотила рябь городского потока. Мне вдруг подумалось, что я отдал незнакомому человеку вещь, набитую до отказа моим бесценным временем, некоторыми лишениями, событиями, эмоциями и воспоминаниями, а платой за это стала дохлая стопка резаной, цветастой бумаги. Но это были лишь размышления о природе вещей, без сожаления и сомнений. Ещё засветло я доехал к месту стоянки моего нового транспорта. В этот раз не было ни азарта преследования, ни мук выбора, просто настал мой черёд эксплуатировать наш семейный, подменный VW Passat B6. Автомобиль добротно по-немецки скроен, но ничем не примечателен, одним словом «народный».

Кузов вполне сносный. Не Баварская барракуда, но всё же достаточно строгий. Привычным усилием я потянул дверь. После тяжеленной створки е39, было ощущение, что я вскрыл почтовый ящик. Передние кресла были абсолютно плоскими и больше напоминали скамью запасных. В пятёрке же, кресло мобилизировало и собирало в кучу, как в детской кенгурушке. Вместо цинично развёрнутого кокпита, теперь какая-то доска электронных объявлений. Я потянул на себя дверь, снова не рассчитав потуг. Вместо глухого хлопка похожего на звук работы Токарева, с приспособлением для бесшумной стрельбы, последовал какой-то пошлый лязг. Сделалось темно. Пассат был бессовестно закатан по кругу пятёркой и лишь лобовая бойница была помилована двадцаткой. Это что за метаморфозы должны происходить с человеком, чтобы поклеить в машине такие обои. Короче не знаю, что на меня тогда нашло. Но такой оазис действовал седативно и несколько скрашивал процесс адаптации. В БМВ роль тонировки выполняла выгоревшая до фиолетового оттенка местами сморщенная клеёнка, настолько старая, что сквозь неё можно было увидеть прошлое. При попадании прямых лучей, салон был похож на больничную палату, во время кварцевания.
Тут я больше не вставляю ключ в замок, теперь я помещаю чип в слот и от этого становится тоскливо. В этом прослеживается какая-то ригидность, но мне больше нравится проворачивать чем нажимать. Нажал. В дневной темноте салона вдруг взорвались красные и синие конфети. Это б?дь ещё что? Вместо янтарной россыпи — провинциальный night dance club. О тактильных ощущениях едва ли стоит говорить. К примеру шайба корректора фар в 39-ке фиксировалась намертво в каждом положении, и звучала как прибор эхолокации на немецкой субмарине, а зум о не выключенном освещении издавал звук, похожий на оповещение гражданской обороны. Желание кинуть кружок напрочь отбил пуск двигателя. На холостых он подло шипел, а на ходу мерзко жужжал.

Утром меня ожидал вояж на юг. Солнце озаряло мир, но проникнуть в салон Пассата не могло. В нём было темно, словно в резиденции самого Дракулы.
Шасси оценить сложно, по ходовой есть вопросы, да и от переднеприводных повадок я отвык. Помню только, что до Е39, которая ведёт себя на дороге, как быстрый асфальтоукладчик, её работа мне нравилась. Турбосвисток разгоняет не мелкий седан довольно шустро, но как-то истерически, резко, без плавности и не за педалью, совсем иначе чем эластичная шестёрка от БМВ.
Плоские кресла позволяли менять положение в их пределах. Такая миграция не давала спине и конечностям отекать. Периодически я выходил из тьмы, открывая окно, чтобы определить какое время суток за бортом и к вечеру, галлюцинируя от усталости, я прибыл в точку «Б».
Далее первый подъём и первые дрязги обслуживания.